Отношения Беларуси и России с начала украинского кризиса характеризовались в основном негативной динамикой. На первом этапе их ухудшение имело латентный характер и сводилось к молчаливому отказу Минска от поддержки агрессивных внешнеполитических устремлений Москвы. Однако с 2015 года разногласия и противоречия между союзниками стали чаще выплескиваться на страницы СМИ. Наконец, в конце 2016 начале 2017 годов стороны перешли к открытому обмену упреками и обвинениями по всем направлениям двустороннего сотрудничества. А 3 апреля 2017 года в Санкт-Петербурге после продолжительных переговоров Александра Лукашенко и Владимира Путина стороны довольно неожиданно заявили о том, что все спорные вопросы между ними улажены
Длинный и увеличивающийся список претензий
Разногласия между Беларусью и Россией по вопросам внешней политики и региональной безопасности имели и в настоящее время сохраняют фундаментальный характер. Хотя они стали очевидными после начала украинского кризиса, само их возникновение можно отнести к моменту подписания Лиссабонского договора в 2007 году, который создал более централизованный и консолидированный Европейский союз и предпосылки для более активной конкуренции ЕС и России в регионе Центральной и Восточной Европы, а также на Кавказе. Институционально более активная роль ЕС в данных регионах была оформлена в виде программы «Восточное партнерство», ее активно обсуждали в 2008 году и запустили в 2009 году.
Разногласия между Беларусью и Россией сохраняют фундаментальный характер
Заявление Европейского союза о возможности предоставления странам региона, таким как Беларусь, Молдова, Украина, а также постсоветским республикам Кавказа, более активной региональной роли при их желании вести политику сближения и в некоторых случаях интеграции с ЕС стало вызовом для доминирующего положения в данном регионе Российской Федерации. Москва сразу объявила это экспансионистским проектом.
Такая позиция связана с тем, что Москва не способна конкурировать с ЕС в экономической плоскости и неизбежно вынуждена привлекать для консолидации своей «сферы влияния» геополитические и военно-политические аргументы.
Активное стремление Беларуси к развитию белорусско-российских отношений в 2008–2009 годах уже в 2010 году привело к активизации российского давления на Минск, завершившегося крупным политическим и экономическим кризисом 2010 начала 2011 годов. Кризис привел к закреплению в Беларуси архаичной структуры экономики, а также отбросил назад процесс белорусско-европейского сближения и «заморозил» его на несколько лет. Только с 2012 года на фоне выдвижения Россией проекта Евразийского экономического союза, спроектированного по образцу ЕС, Беларусь, опираясь на доктрину «интеграции интеграций» получила возможность начать процесс восстановления отношений с ЕС. Начало украинского кризиса открыло для Минска возможность ускорить процесс и дополнить его активизацией белорусско-американского сотрудничества.
Немалую роль в таком развитии событий сыграло настороженное восприятие Минском поведения Российской Федерации в рамках украинского кризиса. Угроза повторения «крымского» и «донбасского» сценариев в отношении Беларуси заставила белорусское руководство пересмотреть императивы оборонной политики, которые воплотились в новом оборонном плане и директиве на оборону государства, принятых в конце 2014 года.
Однако в целом Беларусь в новой геополитической ситуации избрала позицию «сдерживающего союзника» России. Суть данной позиции состоит в том, что Минск сохранил все отношения с Москвой в рамках интеграционных структур (включая военно-политические союзы: Организацию Договора о коллективной безопасности и Союзное государство) и выполнял свои союзнические обязательства. Но при этом белорусское руководство отказывалось участвовать в агрессивных инициативах Москвы в любой форме, будь то критика украинского руководства или введение «контрсанкций» против европейских партнеров. Беларусь дала гарантии неучастия в действиях, подрывающих региональную стабильность и безопасность, и неиспользования ее территории для таких действий, одновременно предоставив площадку для ведения переговоров по урегулированию украинского кризиса.
Позиция Беларуси как «сдерживающего союзника» не просто отличалась, а фундаментально противоречила агрессивному характеру внешней и военной политики Москвы в регионе Центральной и Восточной Европы. Поэтому российское руководство начало предпринимать действия, направленные на демонтаж данной позиции, используя для этого как интеграционные структуры, в которых участвовала Беларусь, так и односторонние действия. При этом Москва во всех измерениях использовала ресурсное доминирование над Беларусью, а также широкие возможности влияния на политику белорусского государства изнутри через формальные и неформальные каналы.
Главным вопросом белорусско-российских отношений при этом стал вопрос размещения российских войск на территории Беларуси на постоянной основе. Российская сторона лоббировала решение данного вопросам путем создания на территории соседней страны авиационной, ракетной и сухопутной баз. В августе – сентябре 2015 года Москва в одностороннем порядке одобрила текст межправительственного соглашения по данному вопросу, однако военно-политическое руководство Беларуси публично отвергло возможность размещения российских войск на своей территории.
В связи с этим с первого квартала 2016 года Российская Федерация перешла к реализации комплекса мер, направленных на изменение позиции белорусского руководства. Данные меры включали отказ от снижения цен на газ, поставляемый для нужд экономики Беларуси; ограничение передвижения граждан третьих стран через белорусско-российскую границу в сторону России; многочисленные ограничительные меры на выгодные для белорусской стороны поставки белорусской мясо-молочной продукции на российский рынок.
При этом российское руководство умело использовало ошибочные шаги белорусских властей для того, чтобы усилить давление на Минск. Например, отказ Беларуси платить ранее установленную неоправданно высокую цену за поставляемый российский газ был использован Москвой для ограничения поставок нефти, что подорвало финансово-экономические возможности Минска.
Отказ Беларуси от поставки в соответствии с контрактом 1 млн тонн нефтепродуктов в Российскую Федерацию (отказ был обусловлен низким уровнем цен на данные продукты в Россию и невыгодностью поставок) использовался как для обоснования ограничения объемов поставок нефти, так и для навязывания условия перенаправления экспортных потоков нефтепродуктов из Клайпеды и Вентспилса в российский Усть-Луг.
Эмоциональное «решение» о возбуждении уголовного дела против главы российского Россельхознадзора Сергея Данкверта было использовано для того, чтобы прекратить рабочие контакты ведомства с белорусским Минсельхозпродом и перейти к одностороннему введению ограничений на поставки белорусской продукции без обсуждения с белорусской стороной. И так далее.
Социальные протесты в контексте кризиса белорусско-российских отношений
Нарастающее экономическое давление Российской Федерации на Беларусь к концу 2016 года достигло такого масштаба, что в совокупности с традиционно низкой эффективностью государственного сектора белорусской экономики стало представлять угрозу национальной безопасности страны.
Только в январе 2017 года недопоставки российской нефти привели к потере 1,5% внутреннего валового продукта и вместе с потерями на экспорте пищевой продукции полностью «компенсировали» позитивную динамику в машиностроении и некоторых других отраслях. Это же привело к продолжению роста отрицательного сальдо внешней торговли.
Прямых доказательств причастности российской стороны к организации протестов в Беларуси не существует
Белорусское руководство предприняло публичный демарш, пытаясь подтолкнуть российскую сторону к компромиссу и смягчению позиций. Но данная попытка ожидаемо не принесла результата.
В условиях пикового давления со стороны Российской Федерации и кризисного состояния экономики в Беларуси начались массовые протесты. Формальным поводом для их начала стало принятие поправок в ранее вступивший в действие президентский декрет о предупреждении социального иждивенчества.
Документ ввел специальный налог (порядка $240 в год при средней зарплате по стране $360 в месяц), который должны были заплатить граждане, «не принимающие участие в финансировании государственных расходов» на социальную сферу (то есть с зарплаты которых не уплачивается сбор в фонд социальной защиты населения), а также не зарегистрированные в качестве безработных (таковых в Беларуси насчитывается от 400 до 500 тысяч человек).
При этом от уплаты налога освобождался целый ряд категорий граждан. Однако принятые в январе 2017 года поправки включили в число плательщиков налога женщин, воспитывающих детей в возрасте до семи лет, в случае, если их дети при этом посещают детские дошкольные учреждения. Данный шаг прямо противоречил заявленной ранее позиции Александра Лукашенко и был воспринят как в высшей степени несправедливый.
Кроме того, объективной основой для начала протестов стало общее ухудшение экономической ситуации, снижение уровня доходов населения, стремительный рост безработицы.
Официальная статистика не отражала изменений на рынке труда, поскольку учитывает в качестве безработных только тех граждан, которые становятся на учет на бирже труда. При этом низкое качество предлагаемых на бирже труда вакансий и ничтожный размер пособия по безработице (от $10 до $22 в месяц) не стимулируют граждан официально оформлять статус безработных, что приводит к искажению не только статистики, но и решений, принимаемых на основе такой статистики. Реальная безработица в Беларуси составляет не менее 6% (против официальных 1,2%), а неполная занятость имеет еще более масштабный характер.
Несмотря на эти объективные предпосылки, ключевую роль в организации социальных протестов сыграли организационные усилия оппозиции. Оппозиционные структуры, как минимум, с начала осени 2016 года открыто вели работу по мобилизации своей социальной базы для участия в выступлениях против «тунеядского» декрета. Поэтому тот факт, что высшее военно-политическое руководство оказалось не готово к протестам (президент Александр Лукашенко в момент начала протестов находился с краткосрочным отпуском в Сочи), их масштабу и устойчивости, довольно трудно объяснить чем-то иным, кроме как низким качеством работы спецслужб.
Более того, на протяжении всего кризиса, связанного с активными протестами против декрета (с 17 февраля по 26 марта 2017 года) белорусские спецслужбы и силовые структуры последовательно выступали как фактор, ослабляющий позиции высшего руководства.
С одной стороны, они не смогли предоставить президенту Лукашенко достоверную информацию о масштабе протестов, организационной структуре протестного движения, лидерах, каналах финансирования и других параметрах, необходимых для эффективной стратегии противодействия. Это обусловило применение властями стратегии «силового доминирования», когда задержаниям подвергались все политики и активисты, потенциально пригодные на роль протестных лидеров, даже те, кто не принимал активного участия в событиях.
Это же привело к массовому применению силы в день главной акции, 25 марта, когда без разрешения на проведение акции несколько тысяч жителей Минска вышли на улицы города для традиционного празднования Дня Воли и были разогнаны бойцами силовых структур, численно превосходящими демонстрантов в пять–семь раз.
С другой стороны, спецслужбы, насколько можно судить по открытым источникам, открыто дезинформировали Александра Лукашенко о сути происходящих событий.
В частности, президенту Беларуси была многократно доложена дезинформация о якобы имеющемся украинском участии в организации и финансировании протестов, о «подготовке боевиков» на территории Украины, Польши и Литвы для организации провокаций в Беларуси, о финансировании подрывной деятельности «американскими и немецкими» фондами, о «спящей экстремистской ячейке» на территории Беларуси (дело «Белого легиона») и других не соответствующих действительности «версиях».
Данная «информация» дословно повторяла сообщения российских пропагандистских ресурсов, работавших над созданием иллюзии угрозы «майдана» в Беларуси еще с 2015 года. Результатом дезинформации стали соответствующие заявления президента, вызвавшие негативный международный резонанс. Кроме того, она сыграла ключевую роль в решимости белорусских властей реализовать стратегию «силового доминирования» в отношении социальных протестов.
Итоги переговоров в Санкт-Петербурге
Прямых доказательств причастности российской стороны к организации протестов в Беларуси в феврале–марте 2017 года не существует. Также есть только косвенные подтверждения причастности российской стороны к дезинформации Лукашенко о природе и масштабе протестов. Тем не менее, как и в декабре 2010 года, бенефициаром внутренней дестабилизации Беларуси на фоне активного внешнего давления Москвы является Российская Федерация.
На первый взгляд, прошедшие 3 апреля в Санкт-Петербурге в течение более шести часов переговоры Александра Лукашенко и Владимира Путина привели к многочисленным уступкам российской стороны в пользу Беларуси.
Так, в обмен на признание Беларусью накопившегося долга за поставки российского газа (порядка $724 млн) российская сторона согласилась рефинансировать белорусские долги перед Москвой (в объеме $740 млн) для того, чтобы помочь выплатить данный долг.
Российская сторона обозначила довольно жёсткие позиции по тем вопросам, которые были объявлены «решёнными».
Кроме того, в связи с повышением цен на российский газ в 2017 году российская сторона предоставит Беларуси возможность реэкспортировать 6 млн тонн нефти в 2017 году, что как раз покроет дополнительные расходы на приобретение российского газа по новой цене ($520–580 млн). В целом же поставки нефти в Беларусь уже в апреле должны быть восстановлены в объеме 24 млн тонн в год, что позволит белорусской нефтепереработке вновь начать работать с прибылью. При этом Россия отказалась от требования к белорусской стороне поставлять 1 млн тонн нефтепродуктов в год на российский рынок по внутренним ценам.
Предполагается также, что объем поставок нефти будет закреплен на перспективу в соответствующих соглашениях, а по поставкам газа Беларусь начнет получать скидки в 2018 и 2019 годах. Впрочем, учитывая планируемый рост внутренних цен на газ в России, вполне возможно, что информация о скидках на газ – лишь формальность.
Кроме того, стороны договорились о возобновлении рабочих контактов Россельхознадзора и белорусского Минсельхозпрода для разрешения спорных вопросов в сфере поставок белорусской мясо-молочной продукции в Россию.
Такие итоги встречи, безусловно, вызывают закономерные вопросы о цене, которую белорусская сторона вынуждена была заплатить за «уступки» со стороны России. Тем более что, как отметил президент Лукашенко по итогам переговоров, главной темой переговоров было сотрудничество в сфере безопасности. Кроме того, стороны обсуждали и координацию позиций во внешнеполитической сфере, включая отношения с ЕС и США. Немаловажно и то, что никакой информации об урегулировании ситуации на белорусско-российской границе озвучено не было.
Строить догадки в данном контексте было бы некорректно. Однако по состоянию на 5 апреля уже можно сказать, что российская сторона обозначила довольно жесткие позиции по вопросам, которые были объявлены «решенными».
Так, 5 апреля вице-премьер Российской Федерации Аркадий Дворкович в ходе общения с журналистами заявил, что увеличение беспошлинных поставок нефти из РФ в Беларусь начнется 13 апреля только в том случае, если Минск доплатит за поставленный газ. Данное заявление может означать, что независимо от предоставления рефинансирования белоруской задолженности перед Россией белорусская сторона обязана до 13 апреля погасить долг за газ из своих собственных средств. То есть фактически речь идет о повторении неоднократно заявленной ранее позиции Москвы, принять которую Минск не может из-за огромного кассового разрыва, который образуется при реализации схемы.
В этот же день глава Россельхознадзора Сергей Данкверт анонсировал жесткий подход к проведению проверок белорусских предприятий-производителей пищевой продукции. «Я не вижу эйфории в том, что вот инспекция поехала — и завтра все будет решено. Решаться все будет на абсолютно эквивалентных условиях. Как внутри здесь сделали электронную прослеживаемость, также (пусть) и белорусские коллеги», — заявил он. Иными словами, результаты проверок Россельхознадзора могут оказаться совсем не такими, как ожидает Минск.
Вполне очевидно, что российская сторона в текущей стратегической ситуации не может довольствоваться достижением половинчатого результата, то есть анонсированных Минску «уступок», при отсутствии должного встречного «возмещения», которым в нынешней ситуации может быть лишь размещение российских войск на территории Беларуси.
В качестве альтернативы 3 апреля могли обсуждаться уступки Беларуси по соглашению об участии подразделений специального назначения в контртеррористических операциях, проводимых на территории Республики Беларусь или Российской Федерации. Если бы Москве удалось добиться от Минска необходимых уступок, то данное соглашение могло бы быть использовано для создания более широкого спектра оснований для парамилитарного присутствия российских спецподразделений (в том числе весьма многочисленной Национальной гвардии Российской Федерации) на территории Беларуси. Однако пока нет информации о том, что данный вопрос обсуждался и был решен сторонами.
В любом случае, несмотря на локальный успех Москвы в Беларуси, фундаментальные противоречия между национальными интересами России и Беларуси в различных сферах остаются в силе и еще долго будут оказывать влияние на динамику двусторонних отношений.